В этом городе цвет, и свет фонарей,
Всe готовит на подвиг, на войну.
В этом месяце дождь ложится на снег
Грохот барабана рождает тишину.

Здесь луна решает, какой, какой звезде сегодня стоит упасть.
Здесь мои глаза не видят, чем она больна.
Моe тело уже не моe, только жалкая часть,
Жалкая надежда. Hо во мне всегда жила -

Истерика! Какое дикое слово, какая игра,
Какая истерика!

Истерика, но я владею собой, просто устал,
Просто устал, но я владею собой. Какое дикое слово, слово - истерика!

Что со мной - может, может это волнение, не чувствую ритма в висках,
Словно это сердце отказало мне во всeм.
Где-то между камней город держит в тисках
А усталый ветер воет только о своeм.

Здесь моe тело поддержка костру,
Я слышу бешеный, бешеный, бешеный, бешеный смех,
И любое дело сразу валится из рук.
Где моя сила, моя любовь, моя свобода, какой, какой за мной грех.
Здесь моя надежда, лишь надеется, а вдруг? Меня, меня бьeт

Истерика! Какая страшная мука, страшная боль
Меня бьeт истерика! Какой удачный исход? Как долго длилась
Истерика, я знаю скоро пройдeт, оставит лишь раны,
Удачный исход. Глубокие раны - я не верю, что всe так легко, вот он выход -
Истерика!

Спасибо ветер, ветер я с тобой.
Город, снег.
Вместе с песней оставил свою боль
Ветер унес мою жизнь в океан
И я с тобой весeлый смех,
Спасибо за ветер.

В этом городе цвет, и свет фонарей,
Всe готовит на подвиг, на войну
В этом месяце дождь ложится на снег
Грохот барабана рождает тишину.

Для тех, кто ловит удачу открытым ртом
Ничего не значит все, что будет потом
И взгляд, как нож отточен, неслышен шаг
Они то знают уж точно, да и им ли не знать

До чего бывает сладким плен вечерней лихорадки
Фонарей цветных искры хлынут все поднимут вверх дном
И горячею волною город улицу укроет
А потом опять краски смажутся, все окажется сном

А я ударю ладонями в белый стол
Не знаю, слышишь – не слышишь, да мне-то что?
Звонить тебе не умею, да стоит ли
Ведь телефонные боги – так упрямы и злы

К тем, кто знает этот сладкий плен вечерней лихорадки
Фонарей цветных искры хлынут все поднимут вверх дном
И горячею волною город улицу укроет
А потом опять краски смажутся, все окажется сном

Зачем же небо над нами не белее золы
И телефонные боги упрямы и злы
К тем, кто ловит удачу открытым ртом
А как иначе – ведь не знает никто

До чего бывает сладким плен вечерней лихорадки
Фонарей цветных искры хлынут все поднимут вверх дном
И горячею волною город улицу укроет
А потом опять краски смажутся, все окажется сном

Ни твое ни мое,
Вот и путь налегке.
Все, что было моим
Уместилось в руке,
Уместилось в руке.

Ну а если мое -
Не делиться б ни с кем,
Любоваться тайком
В окружении стен,
В окружении стен.

Ничего не украсть,
Ничего не отнять.
Под ногами земля
Ни твоя ни моя,
Как немая струна
Для чужих не поет.
Ни твое ни мое
Снова Солнце встает.

Ну а если - твое,
Я останусь ни с чем,
Словно с пеплом в руках
От остывших печей,
От остывших...

Ничего не украсть,
Ничего не отнять.
Под ногами земля
Ни твоя ни моя,
Как немая струна
Для чужих не поет.
Ни твое ни мое
Снова Солнце встает.

Ни твое ни мое...
Ни твое ни мое...

А и не держит себя в руках
Целует будто наказывает
Нет такого закона пока
Говорит и показывает.

Не придуман еще мой мир
Оттого голова легка
Нет звезды еще в небе и
Нет закона пока...

Говорит и показывает...
Говорит и показывает...
Говорит и показывает...
Говорит...

А песню музыку не пою
Просто камень о камень бью
Просто небо стаканом пью
Вот и шатает слегка

Чего ради как зверь дышу
Будто радио белый шум
Что же будет с тобой, ой
Если я попрошу...

Говори и показывай...
Говори и показывай...

А растворись пропади совсем
Только свет не указывай
Нет такого закона пока
Говорит и показывает

Не придуман еще мой мир
Оттого голова легка
Нет звезды еще в небе и
Нет закона пока...

Говорит и показывает...
Говорит и показывает...

Они не чувствуют команду "Стоп,"
Плечом шлифуя углы,
Они ужаленные в мозг и в лоб
Не иначе острием иглы.

Миллион в мешке,
Висишь на волоске...

Ты колченогая, строгая,
С лукавым перцем внутри.
Дай, твой профиль потрогаю,
Пока в ладонях угли.

Миллион в мешке,
Висишь на волоске...

Миллион в мешке,
Висишь на волоске...

Миллион в мешке,
Висишь на волоске...

Вот я - летящий осколок,
Так зажмурься и жди,
Дай попаясничать, что ли,
Попаясничать что ли...

Миллион в мешке,
Висишь на волоске...

Миллион в мешке,
Висишь на волоске...

Когда я выучил все буквы
И начал говорить, меня послушав
Ты крикнула: "Так это же записки сумасшедшего,
Я их уже читала, это скучно."

А учили меня летать те, кто к камню прикован цепями,
А учили меня любить с провалившимися носами.

Я такой же как был, все мое в кулаке,
Не хватает лишь пальца на правой руке.
Он наказан и будет с ним так до конца,
Он так долго касался чужого лица.
Не дрожи, это я, я на ощупь пришел,
Зная только одно: твоя кожа как шелк.
Не сочти за труды и запомни одно:
Я еще не забыл, как когда-то давно...

А учили меня летать те, кто к камню прикован цепями,
А учили меня любить с провалившимися носами.

Видно рано затеял я праздновать бал,
Стерегли твой покой два железных раба,
И решив меж собой, будто я не в себе,
Один поднял меня, высоко вверх,
И нацелив туда, там где самое дно,
Он швырнул меня вниз, позабыв об одном:

А учили меня летать те, кто к камню прикован цепями,
А учили меня любить с провалившимися носами.

Это - выстрел в висок изменяющий век,
Это - черный чулок на загорелой ноге,
Это - страх темноты, страх, что будет потом,
Это - чьи-то шаги за углом, это ...
Это - камень в руке, это - лезвие бритв,
Настоящие дни, настоящие дни,
Это - ждущие сны люди в серых пальто,
Настоящие дни, да, да, это ...
Если будет день, значит тень не в счет,
Если харакири, то кривым мечом,
Если тушат свет, значит грех так грех,
А если минарет - значит выше всех.
Это - выстрел в висок, изменяющий век,
Это - черный чулок на загорелой ноге,
Это - страх темноты, страх, что будет потом,
Настоящие дни, да, да, это ...
Если будет день, значит тени не в счет,
Если харакири, то кривым мечом,
Если тушат свет, значит грех так грех,
А если минарет, значит выше всех.
Выше всех